Неточные совпадения
На половине
дороги он
остановился кормить у богатого мужика.
Спустясь в один из таких оврагов, называемых
на здешнем наречии балками, я
остановился, чтоб напоить лошадь; в это время показалась
на дороге шумная и блестящая кавалькада: дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского с нижегородским; впереди ехал Грушницкий с княжною Мери.
Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг
останавливается распластанный
на одном месте и бьет оттуда стрелой
на раскричавшегося у самой
дороги самца-перепела, — так Тарасов сын, Остап, налетел вдруг
на хорунжего и сразу накинул ему
на шею веревку.
Остановился старый Тарас и глядел
на то, как он чистил перед собою
дорогу, разгонял, рубил и сыпал удары направо и налево.
Он пошел домой; но, дойдя уже до Петровского острова,
остановился в полном изнеможении, сошел с
дороги, вошел в кусты, пал
на траву и в ту же минуту заснул.
Видите, барыни, —
остановился он вдруг, уже поднимаясь
на лестницу в нумера, — хоть они у меня там все пьяные, но зато все честные, и хоть мы и врем, потому ведь и я тоже вру, да довремся же, наконец, и до правды, потому что
на благородной
дороге стоим, а Петр Петрович… не
на благородной
дороге стоит.
Этот заячий тулуп мог, наконец, не
на шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поскакали; народ
на улице
останавливался и кланялся в пояс. Пугачев кивал головою
на обе стороны. Через минуту мы выехали из слободы и помчались по гладкой
дороге.
Вышед
на площадь, я
остановился на минуту, взглянул
на виселицу, поклонился ей, вышел из крепости и пошел по Оренбургской
дороге, сопровождаемый Савельичем, который от меня не отставал.
Уж рассветало. Я летел по улице, как услышал, что зовут меня. Я
остановился. «Куда вы? — сказал Иван Игнатьич, догоняя меня. — Иван Кузмич
на валу и послал меня за вами. Пугач пришел». — «Уехала ли Марья Ивановна?» — спросил я с сердечным трепетом. «Не успела, — отвечал Иван Игнатьич, —
дорога в Оренбург отрезана; крепость окружена. Плохо, Петр Андреич!»
И Базаров и Аркадий ответили ей безмолвным поклоном, сели в экипаж и, уже нигде не
останавливаясь, отправились домой, в Марьино, куда и прибыли благополучно
на следующий день вечером. В продолжение всей
дороги ни тот, ни другой не упомянул даже имени Одинцовой; Базаров в особенности почти не раскрывал рта и все глядел в сторону, прочь от
дороги, с каким-то ожесточенным напряжением.
Он полюбовался сочетанием десятка слов, в которые он включил мысль и образ. Ему преградила
дорогу небольшая группа людей, она занимала всю панель, так же как другие прохожие, Самгин, обходя толпу, перешел
на мостовую и
остановился, слушая...
Через четверть часа потные лошади поднялись по
дороге, размытой дождями,
на пригорок, в теплую тень березовой аллеи, потом
остановились у крыльца новенького, украшенного резьбой, деревянного домика в один этаж.
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла
дорогу и
остановилась у сфинкса, глядя
на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Соединение пяти неприятных звуков этого слова как будто требовало, чтоб его произносили шепотом. Клим Иванович Самгин чувствовал, что по всему телу, обессиливая его, растекается жалостная и скучная тревога. Он
остановился, стирая платком пот со лба, оглядываясь. Впереди, в лунном тумане, черные деревья похожи
на холмы, белые виллы напоминают часовни богатого кладбища.
Дорога, путаясь между этих вилл, ползет куда-то вверх…
Роща редела, отступая от
дороги в поле, спускаясь в овраг; вдали,
на холме, стало видно мельницу, растопырив крылья, она как бы преграждала путь. Самгин
остановился, поджидая лошадей, прислушиваясь к шелесту веток под толчками сыроватого ветра, в шелест вливалось пение жаворонка. Когда лошади подошли, Клим увидал, что грязное колесо лежит в бричке
на его чемодане.
— Зачем же хлопочут строить везде железные
дороги, пароходы, если идеал жизни — сидеть
на месте? Подадим-ко, Илья, проект, чтоб
остановились; мы ведь не поедем.
— Знаю, чувствую… Ах, Андрей, все я чувствую, все понимаю: мне давно совестно жить
на свете! Но не могу идти с тобой твоей
дорогой, если б даже захотел… Может быть, в последний раз было еще возможно. Теперь… (он опустил глаза и промолчал с минуту) теперь поздно… Иди и не
останавливайся надо мной. Я стою твоей дружбы — это Бог видит, но не стою твоих хлопот.
В Лондоне в 1920 году, зимой,
на углу Пикадилли и одного переулка,
остановились двое хорошо одетых людей среднего возраста. Они только что покинули
дорогой ресторан. Там они ужинали, пили вино и шутили с артистками из Дрюриленского театра.
Мне встретился маленький мальчик, такой маленький, что странно, как он мог в такой час очутиться один
на улице; он, кажется, потерял
дорогу; одна баба
остановилась было
на минуту его выслушать, но ничего не поняла, развела руками и пошла дальше, оставив его одного в темноте.
Вы едете вблизи деревьев, третесь о них ногами, ветви хлещут в лицо, лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно
на кочку, то
останавливается в недоумении перед лежащим по
дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.
Мы
остановились на минуту в одном месте, где
дорога направо идет через цепной мост к крепости, мимо обелиска Магеллану, а налево…
От слободы Качуги пошла
дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву; лошади паслись и щипали ее, как весной.
На последней станции все горы; но я ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в
дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж
остановится у следующей станции.
«Как же вы в новое место поедете? — спросил я, —
на чем? чем будете питаться? где
останавливаться? По этой
дороге, вероятно, поварен нет…» — «Да, трудно; но ведь это только в первый раз, — возразил он, — а во второй уж легче».
Дорогой навязавшийся нам в проводники малаец принес нам винограду. Мы пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины в рытвину, взобрались
на пригорок и, спустившись с него, очутились в городе. Только что мы вошли в улицу, кто-то сказал: «Посмотрите
на Столовую гору!» Все оглянулись и
остановились в изумлении: половины горы не было.
«Куда же мы идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы
остановились. «Куда эта
дорога?» — спросил я одного жителя по-английски. Он показал
на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. «Пойдемте в столицу, — сказал И. В. Фуругельм, — в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное место, но жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной
дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
По
дороге к Ивану пришлось ему проходить мимо дома, в котором квартировала Катерина Ивановна. В окнах был свет. Он вдруг
остановился и решил войти. Катерину Ивановну он не видал уже более недели. Но ему теперь пришло
на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя
на лестницу, тускло освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека, в котором, поравнявшись, узнал брата. Тот, стало быть, выходил уже от Катерины Ивановны.
На половине
дороги Снегирев внезапно
остановился, постоял с полминуты как бы чем-то пораженный и вдруг, поворотив назад к церкви, пустился бегом к оставленной могилке.
Штабс-капитан замахал наконец руками: «Несите, дескать, куда хотите!» Дети подняли гроб, но, пронося мимо матери,
остановились пред ней
на минутку и опустили его, чтоб она могла с Илюшей проститься. Но увидав вдруг это
дорогое личико вблизи,
на которое все три дня смотрела лишь с некоторого расстояния, она вдруг вся затряслась и начала истерически дергать над гробом своею седою головой взад и вперед.
Поднявшийся ветер дул нам навстречу и, как ножом, резал лицо. Когда начало смеркаться, мы были как раз
на водоразделе. Здесь Дерсу
остановился и стал о чем-то совещаться со стариком тазой. Подойдя к ним, я узнал, что старик таза немного сбился с
дороги. Из опасения заблудиться они решили заночевать под открытым небом.
В отдаленье темнеют леса, сверкают пруды, желтеют деревни; жаворонки сотнями поднимаются, поют, падают стремглав, вытянув шейки торчат
на глыбочках; грачи
на дороге останавливаются, глядят
на вас, приникают к земле, дают вам проехать и, подпрыгнув раза два, тяжко отлетают в сторону;
на горе, за оврагом, мужик пашет; пегий жеребенок, с куцым хвостиком и взъерошенной гривкой, бежит
на неверных ножках вслед за матерью: слышится его тонкое ржанье.
Мы пошли: Бирюк впереди, я за ним. Бог его знает, как он узнавал
дорогу, но он
останавливался только изредка, и то для того, чтобы прислушиваться к стуку топора. «Вишь, — бормотал он сквозь зубы, — слышите? слышите?» — «Да где?» Бирюк пожимал плечами. Мы спустились в овраг, ветер затих
на мгновенье — мерные удары ясно достигли до моего слуха. Бирюк глянул
на меня и качнул головой. Мы пошли далее по мокрому папоротнику и крапиве. Глухой и продолжительный гул раздался…
По сведениям, полученным от крестьян, дальше
дорога шла лесом. Выйдя
на твердую почву, отряд
остановился на отдых.
В пути наш отряд разделился
на 3 части. Рабочий авангард под начальством Гранатмана, с Паначевым во главе, шел впереди, затем следовали вьюки. Остальные участники экспедиции шли сзади. Вперед мы подвигались очень медленно. Приходилось часто
останавливаться и ожидать, когда прорубят
дорогу. Около полудня кони вдруг совсем встали.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и
остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком с отцом, они приходили сюда
на охоту за козами. Про железную
дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше не видел.
Когда Марья Алексевна, услышав, что дочь отправляется по
дороге к Невскому, сказала, что идет вместе с нею, Верочка вернулась в свою комнату и взяла письмо: ей показалось, что лучше, честнее будет, если она сама в лицо скажет матери — ведь драться
на улице мать не станет же? только надобно, когда будешь говорить, несколько подальше от нее
остановиться, поскорее садиться
на извозчика и ехать, чтоб она не успела схватить за рукав.
В церкви толкотня и странные предпочтения, одна баба передает соседу свечку с точным поручением поставить «гостю», другая «хозяину». Вятские монахи и дьяконы постоянно пьяны во все время этой процессии. Они по
дороге останавливаются в больших деревнях, и мужики их потчуют
на убой.
Благородные вельможи, получающие аренды, обыкновенно или продают свои права купцам, или стараются через губернское начальство завладеть, вопреки правилам, чем-нибудь особенным. Сам граф Орлов случайно получил в надел
дорогу и пастбища,
на которых
останавливаются гурты в Саратовской губернии.
— Что ж так-то сидеть! Я всю
дорогу шел, работал. День или два идешь, а потом
остановишься, спросишь, нет ли работы где. Где попашешь, где покосишь, пожнешь. С недельку
на одном месте поработаешь, меня в это время кормят и
на дорогу хлебца дадут, а иной раз и гривенничек. И опять в два-три дня я свободно верст пятьдесят уйду. Да я, тетенька, и другую работу делать могу: и лапоть сплету, и игрушку для детей из дерева вырежу, и
на охоту схожу, дичинки добуду.
Попадавшиеся
на дороге мужики, видя такой богатый экипаж (тетушка очень редко выезжала в нем), почтительно
останавливались, снимали шапки и кланялись в пояс.
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося
на баштан, и
остановился перед могилкою. Свечка погасла,
на могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и
дорога! Теперь живее пойдет дело».
Уже он хотел перескочить с конем через узкую реку, выступившую рукавом середи
дороги, как вдруг конь
на всем скаку
остановился, заворотил к нему морду и — чудо, засмеялся! белые зубы страшно блеснули двумя рядами во мраке.
По
дороге тянулось точно возов шесть. Впереди шел чумак уже с сизыми усами. Не дошедши шагов — как бы вам сказать —
на десять, он
остановился.
Тюрьма стояла
на самом перевале, и от нее уже был виден город, крыши домов, улицы, сады и широкие сверкающие пятна прудов… Грузная коляска покатилась быстрее и
остановилась у полосатой заставы шлагбаума. Инвалидный солдат подошел к дверцам, взял у матери подорожную и унес ее в маленький домик, стоявший
на левой стороне у самой
дороги. Оттуда вышел тотчас же высокий господин, «команду
на заставе имеющий», в путейском мундире и с длинными офицерскими усами. Вежливо поклонившись матери, он сказал...
Около двенадцати часов мы
останавливались кормить в еврейском заезжем дворе, проехав только половину
дороги, около тридцати верст. После этого мы оставляли шоссе и сворачивали
на проселки.
Скитские старцы ехали уже второй день. Сани были устроены для езды в лес, некованные, без отводов, узкие и
на высоких копыльях. Когда выехали
на настоящую твердую
дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней
на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь
останавливалась и точно с укором смотрела
на валявшихся по
дороге седоков.
Опасность налетела так быстро и так быстро пронеслась, что скитники опомнились и пришли в себя только вечером, когда приехали в свою раскольничью деревню и
остановились у своих. Анфим всю
дорогу оглядывался, ожидая потони, но
на их счастье в деревне не нашлось ни одной сытой лошади, чтобы догонять скитников. Михей Зотыч угнетенно молчал и заговорил только, когда улеглись спать.
Полуянов долго не решался сделать окончательный выбор деятельности, пока дело не решилось само собой. Раз он делал моцион перед обедом, — он приобретал благородные привычки, — и увидел новую вывеску
на новом доме: «Главное управление Запольской железной
дороги». Полуянов
остановился, протер глаза, еще раз перечитал вывеску и сказал всего одно слово...
Помнится, по
дороге от старого рудника к новому мы
на минутку
остановились около старика-кавказца, который лежал
на песке в глубоком обмороке; два земляка держали его за руки, беспомощно и растерянно поглядывая по сторонам.
Я не видел, куда показывал Ноздрин, и, поднявшись
на ноги, пошел за ним следом. Едва мы сделали несколько шагов, как теперь он наткнулся
на второй гроб, прикрытый сверху корьем. Представив себе мысленно, как расположено кладбище, я взял еще правее, но снова гроб преградил мне
дорогу. Тогда я
остановился, чтобы сообразить, куда держать направление.
Вечером, сидя у огня, я беседовал с Сунцаем. Он сообщил мне, что долинка речки, где мы стали биваком, считается у удэхейцев нечистым местом, а в особенности лес в нижней части ее с правой стороны. Здесь обиталище чорта Боко, благодаря козням которого люди часто блуждают по лесу и не могут найти
дорогу. Все удэхейцы избегают этого места, сюда никто не ходит
на охоту и
на ночлег
останавливаются или пройдя или не доходя речки.